Том 4. Начало конца комедии - Страница 129

129

ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ. Пожалуйста, перестань ходить.

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. А ты не крути шарик!

ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ (продолжая крутить Венеру). Художники слишком насовывают чувственность в эстетическое. Это нехорошо. Гармонии мира нет дела до человеческой чувственности. Млечный Путь чихать хотел на вторичные половые признаки.

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ (продолжая ходить). Мне кажется, тебе грозят какие-то неприятности. Этот Аркадий весьма подозрительный тип. Надо в КГБ позвонить! Да, все к тому, что мы с тобой от разных отцов, но это не значит… Пусть докажут! Документально! Ну, мама! Помнишь ее последние слова?..

Из приемника: «Нынешнее наводнение будет последним в истории города…»

ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ. Да. Она сказала: «Если у тебя будет сын, назови Сергеем!» И Оботуров — Сергей… Пожалуй, нам следует привыкать к мысли, что папеньки у нас разные. Однако все это никакой роли не играет, ибо из мухи не сделаешь слона.

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. Это так. Разные у нас отцы или нет, но мы были и есть братья. И никого у нас ближе не было и не будет. Потому скажу прямо: завязывай с Галиной! Хватит этой грязи. Тебе нужна жена и дети, а не…

ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ. Не лезь в мои дела! Чего ты понимаешь? Независимость и одиночество — главное богатство современного ученого. И она ни разу не просила у меня денег. И детей я терпеть не могу. Еще Пушкин обмолвился, что злы только дураки да дети.

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. Сам ты дурак!

ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ. Умник!

Из приемника: «В данный момент наибольшие трудности выпали на долю героических строителей защитных сооружений…»

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. Я написал три письма в газеты с протестом… Под угрозой не только корюшка, но и святые камни Кронштадта… Я в ООН напишу!

ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ. Ты ничего не понимаешь в технической стороне вопроса, ты вообще чудовищно необразованный человек.

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. Когда человек протестует против варварства и уродства не из выгоды, а по нравственной необходимости, то какую роль здесь играет образование? (Вдруг хватает телефонную трубку.) Барышня, пожалуйста, номер дежурного КГБ по Октябрьскому району.

ТЕЛЕФОН. Такие справки по телефону не даем. И мы, гражданин, давно не барышни!

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. Один момент, девушка, а если в квартире завелся подозрительный тип? Я имею в виду шпиона!

ТЕЛЕФОН. Все советы по неполадкам быта через Бюро услуг.

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. Вы меня не хотите понять! Черт побери, если мы Штирлица поймаем, то куда его девать?!

Короткие гудки.

ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ. Вася, успокойся и не делай из мухи слона. У тебя обыкновенная мания преследования.

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. Вот, пожалуйста! Даже в КГБ не могу позвонить! Я уж не говорю о правительстве! Черт знает что!

ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ. Между прочим, когда всяким художникам дают право звонить в КГБ и поносить правительство, то они быстро начинают скучать от таких бессмысленных занятий. И затевают, как какой-нибудь Набоков, попытки исследования сожительства старого мужика с двенадцатилетней девчушкой. Что, промежду прочим, правительству и требуется.

Василий Васильевич набирает «ноль два».

ТЕЛЕФОН (женский ленивый голос). Милиция слушает.

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. У нас в квартире подозрительный неизвестный…

ТЕЛЕФОН. Дверь взломана?

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. Нет-нет, он вошел под видом могильщика.

ТЕЛЕФОН. Чем вооружен?

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. Наглостью, безумной наглостью!

ТЕЛЕФОН. Какие вещи уже пропали? Приблизительная сумма?

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. Его не вещи интересуют! Он гоняется за информацией сугубо личного свойства! Угроза личности, понимаете?

ТЕЛЕФОН. Слушайте, гражданин, неужели не понимаете: наводнение, все сотрудники в разгоне! Немедленно повесьте трубку! Тем более что у нас бензин кончился.

ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ (отбирает у брата трубку). Вася, слушай внимательно. Этот Аркадий — сам кегебешник! И старайся не болтать лишнего!

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. Так у кого, Даня, обыкновенная мания преследования?

ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ. Не будем ссориться, брат! Не будем делать из мухи слона.

§ 6

В холл входят Варвара Ивановна и Берта Абрамовна. Варвара Ивановна в черных очках. Берта Абрамовна слегка хромает.

ВАРВАРА ИВАНОВНА. От машины мы отказались, хотя молодой человек очень любезен! Я не очень громко говорю, Берточка? Боже, как люди перестали любить жизнь! Да, ветер, конечно, сильный, и наводнение может принести беды, и все это тревожно и жутко, но — прекрасно! Катаклизмы сближают людей! Никогда не было так мало одиночества в городе, как в войну, да-да-да! И само качество одиночества было иным, нежели сегодня! И здесь нет ничего странного…

ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ. Ты всегда была философом, Варвара. (Идет к ней навстречу, обнимает, целует.) Очень рад вас видеть!

ВАРВАРА ИВАНОВНА. Знакомься, Даня, это Берта Абрамовна. Берта, они оба здесь, мои мальчики?

БЕРТА АБРАМОВНА. Да, Варвара Ивановна. (Усаживает ее на диван.)

ВАРВАРА ИВАНОВНА (с той деспотичностью, которая вырабатывается иногда у слепых к поводырям). Зачем вы меня на мягкое? Я же не люблю на мягком! Простите, мальчики, я очень волнуюсь: от людей отвыкла. Берточка, вы, пожалуйста, если начну заусеницы теребить или пальцами хрустеть, меня одергивайте. Мальчики, мы одни здесь?

ВАСИЛИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ. Да, Варя.

ДАНИЛА ВАСИЛЬЕВИЧ. Да, Варвара.

ВАРВАРА ИВАНОВНА. Как у вас голоса похожи, мои мальчики. О, Надя, конечно, знала, что рано или поздно все выплывет. Берта, достаньте пакет. Вот здесь тридцать два письма Сергея Павловича к ней. Когда прочитаете, поймете всю глубину их чувств. Многие я знаю наизусть: я много раз их перечитывала, когда еще видела. Тут с ятями, мальчики…

129