— Скажите, ребятки, — задал общий вопрос Псих, — почему величественные статуи украшали именно форштевни старинных парусников? Ведь статуя может очень даже красиво выглядеть и на корме. Кто первый?
— Интересно отметить, — заскрипел Ящик, — что статуи прикрывали высоким искусством обыкновенный сортир. А находился он в носу фрегатов, чтобы грязные брызги ветер сносил вперед по курсу, а не в физиономию судоводителям. Море всегда учило людей соединять утилитарное с прекрасным.
— Ты кандидат или доктор? — спросил Ящика Псих. — Подожди отвечать! Товарищи, что говорит опытному психологу манера человека поворачивать голову влево или вправо при ответе на вопрос?
— А если он ее никуда не поворачивает? — поинтересовался Китаец.
— В девяти из десяти случаев поворачивает, когда вопрос требует хотя бы незначительного размышления, — заявил Псих. — Левосмотрящие, по мнению ученых Мичиганского университета, более общительны, музыкальны, имеют более живое воображение, легче поддаются гипнозу и быстрее пишут…
— Я какой? — живо спросил Ящик.
— А я? — спросил Китаец.
— А я? — спросил я.
— А я? — спросил даже Старик-Ямкин. И все мы завертели головами в венерианском дыму, пытаясь вспомнить, куда поворачивается наш нос в момент тягостного вопроса.
— Я присваиваю Ящику доктора наук, — сказал Псих. — Он правосмотрящий. Такие меньше спят и чаще специализируются в математике. Среди них встречаются люди с нервными тиками и подергиваниями. Ящик, ты когда-нибудь дергался?
И, к нашему восхищению, лицо Ящика вдруг неуловимо вздрогнуло и кожа над его правым веком запульсировала.
— Мигрени частые? — старательно соболезнуя, спросил Псих.
Ящик кивнул и взялся за затылок. При этом безмолвном ответе голова его повернулась вправо!
— А меня всегда и всюду тянет влево! — заявил Китаец, с грохотом опустил крышку ближайшего стульчака, удобно уселся, поддернул брюки и даже закинул ногу на ногу.
Нам стало завидно, но не так-то просто было последовать его примеру.
— Типичный случай распада интеллекта, — проскрипел Ящик в адрес Китайца.
— Да, примитивные формы духовной коммуникации все еще играют доминирующую роль в поведении некоторых человекообразных, — сказал Псих.
— Уши вянут от вашего наукобезобразного языка, — сказал Китаец. — Все очень просто, если смотреть в корень. И в век научно-технической революции подобное нашему симпозиуму мероприятие должно начинаться в суровой и грубой обстановке. Здесь мудрый резон. Вот мы сейчас уже связаны между собой какой-то круговой порукой. Каждый из нас уже забыл про то, что в его ранце спрятан маршальский жезл. Между нами начинается чисто мужская дружба. Уборщица случайно унесла ключ от курительной, и мы случайно застряли именно здесь, но во всех этих случайностях есть закономерность…
— Товарищи бывшие офицеры! Перерыв закончился! — доложил дежурный старшина. — Вас просят построиться!
Оказалось, что звонка не было так долго потому, что он испортился — обычная неравномерность в развитии НТР.
Лекцию о стрелковом оружии читал пожилой гвардии майор. Орденские планки, значки и все другие виды отличий покрывали его грудь броней, рядом с которой новгородские кольчуги показались бы женскими рубашечками.
Два пожилых старшины-сверхсрочника вытащили на сцену и установили на столе образец какого-то стрелкового вооружения. Оно выглядело ужасно. Не ясно было даже, где у него начало, а где конец.
Преподаватель с удовлетворением оглядел зал, из которого тянулись к ужасному оружию любопытствующие шеи.
— Есть тут товарищи, которые знакомы с этим оружием? — спросил майор.
Мы молчали.
— Я знаю, — сказал майор, — что многие сейчас думают: а зачем мне стрелковое оружие, если я, мол, моряк и служил на подводной лодке? Думаете так?
— Думаем, — согласился Ящик и протер очки.
— А есть такие, кто возьмется разобрать этот образец? — спросил майор. — Нет? То-то!
— Разрешите, я попробую? — спросил Китаец и встал.
— Пожалуйста, сюда, — пригласил преподаватель Китайца на сцену.
Китаец неторопливо вылез из рядов, громко приговаривая:
— Проходя между сидящими, не поворачивайся к ним задом — так учили в древнем Китае.
— А голову за это не отрубали? — спросил я.
— Нет, Сосуд, только нос, — успел ответить он и пошел на лобное место к ужасному оружию.
— Много болтаете, — заметил майор.
— Старший лейтенант запаса Мишкин! — по всей форме доложил Китаец, поднявшись на сцену. — Разрешите ваш носовой платок, товарищ гвардии майор!
Зал, привыкший к китайским выходкам, сдержанно заржал.
— Мы не в цирке, товарищ старший лейтенант, а я не Кио! Марш на место!
— Если без китайских церемоний, — сказал Китаец, — я разберу и соберу эту детскую игрушку за пять минут с завязанными глазами.
— Вы не сделаете этого и за десять с открытыми, — сказал майор, покрываясь пятнами.
— Прошу завязать мне глаза! — сказал Китаец. — Есть у вас платок или нет?
— Долго вы собираетесь дурака валять? — спросил майор.
Китаец махнул рукой, шагнул к столу и замер, глядя на оружие. Загорелая физиономия Китайца начала стремительно бледнеть. И аудитория затаила дыхание. И майор замолк. И старшины-сверхсрочники, которые уже готовы были ринуться на помощь преподавателю, тоже окаменели.
Китаец медленно, как змея, гипнотизирующая кролика, склонился к оружию, потом схватил его, зажмурился и прошептал:
— Засекай время, папаша!
И майор, и старшины, все мы глянули на свои часы.
В космической тишине то масляно и глухо, то громко и звонко заговорила вороненая сталь, застонали взводные пружины, защелкали зацепы и туго заскрипели штыри.